Oboz
Десять лет назад Александр Милинкевич был единым кандидатом и голосом белорусских демократов. Его регулярно принимали в высоких европейских кабинетах, Европарламент вручил ему премию Сахарова, вслед за диссидентами калибра Нельсона Манделы. Милинкевич — основатель и лидер движения «За Свободу», или, как его называют, Руха, дал интервью TUT.BY за несколько дней до завершения своей работы на этом посту.
Последнее время Милинкевич отошел от активной политики, занялся своим образовательным проектом — Вольным белорусским университетом, но об этом немного позже.
Движение «За Свободу» появилось на волне протестов марта 2006 года после президентских выборов. Сегодня Рух — это 600 человек, говорит Милинкевич. Активных из них — около 200−300. Политик не стесняется признавать, что это число упало с 2006 года, тогда было около пяти тысяч. Более того, недавно руководство Руха устроило перерегистрацию — обзвонили всех записанных и узнали, считают ли они себя еще членами организации. Десятки людей эту перепись не прошли.
— В 2006-м у нас были очень амбициозные цели. На площадь, несмотря на угрозы, что будут обвинения в терроризме, вышло более 30 тысяч людей. Мы верили, что нам удастся объединить, задействовать их. Эта мечта на том этапе развития Беларуси была нереальной. Вспомните, БНФ создавался на волне перестройки, в воздухе витала идея свободы, демократии. Было легко, люди жаждали работать.
Фото: Reuters
Сейчас же в обществе — страх, считает политик. Не как в СССР, где диссидентов сажали, отправляли в ссылку и психбольницы. Теперь же цена нелояльности — потеря работы или места учебы, добавляет Милинкевич.
— Уже в 2007 году было понятно, что наши мечты невозможно реализовать. Оппозиция провела конгресс, на котором решили, что нам не нужен лидер, нужна ротация, мы все лидеры. Я не претендовал на вечное первое место, но считал, что нужно выбирать одного, — в голосе собеседника слышим нотки разочарования и уже затухшей обиды. Именно Милинкевича на том конгрессе лишили статуса лидера оппозиции.
— Каждый хотел быть генералом, может быть, думали, что Рух подомнет под себя все их партии. Внутриоппозиционная борьба, эгоизм и безответственность победили желание эффективно бороться за свободу. Так бывает… И не только в нашей стране.
При этом политик убежден, что оппозиция должна объединяться: у отдельных структур нет сил на самостоятельную президентскую кампанию, а общество не доверит страну тем, кто не может даже перед выборами между собой договориться. Ну и Запад разочаровывается в оппозиции, когда та раздроблена, подмечает Милинкевич.
— Сегодня, если и проводить конгресс, то не о борьбе с Лукашенко, а в защиту независимости.
Я не зову людей на улицу, если знаю, что они не выйдут
Собеседник подчеркивает, люди сегодня не хотят выходить на улицу с протестами. Спрашиваем его, а не состоит ли роль оппозиции в том, чтобы показать пример.
— Навязывать людям тактику поведения сложно, особенно когда они не вовлечены в какую-то общую работу. Нужно пытаться влиять на мышление людей, заниматься просвещением, развивать гражданскую активность. Я бы не стал звать людей на улицу, если бы знал, что выйдет мало. Это еще больше увеличивает нежелание участвовать в акциях.
Сегодня люди хотят перемен, говорит Милинкевич, но боятся повторить украинский сценарий.
— И еще, когда ты делаешь уличную акцию, нужно десять раз подумать, не воспользуется ли этим восточный сосед. Он очень умело проводит провокации. На каждых выборах, кроме, наверное, 2015 года, был московский демократический кандидат.
Организаторы протестов, добавляет Милинкевич, должны быть готовы нейтрализовать провокации.
— Я горжусь, что в 2006 году, несмотря на множество подготовленных провокаций, в том числе не только спецслужбами, но и партнерами-демократами, ни один волосок с головы милиционера не упал. В глазах общества мы могли победить морально, только если Площадь была бы мирная.
— Может ли оппозиционный лидер победить авторитарную власть, если он заботится о шевелюре милиционера?
— Можно идти и звать людей гулять по городу, можно и брать власть штурмом, если ты точно уверен, что ты выиграл выборы, а их сфальсифицировали и за тобой большинство людей в стране. Да, люди сегодня очень недовольны властью, но нет ответа на самый главный вопрос: кто, если не эта власть?
— У вас его тоже нет?
— У нас вроде бы есть. И люди, и хорошие программы, составленные лучшими экспертами. Партии имеют серьезные наработки. Но почему-то эти программы сегодня не интересуют людей. И когда люди приходят на выборы, отношение все-таки такое: симпатичный — несимпатичный, врет — не врет.
«Сегодня режим оттепели»
За 10 лет суть белорусской власти не изменилась, меняется ее тактика, считает Милинкевич.
— Никогда Александр Лукашенко не сможет стать демократом или проевропейским политиком. Дрейф есть в поведении власти. Сейчас пустили двух независимых человек в парламент. Испугавшись возможной московской агрессии, занялись мягкой белорусизацией. Власть сегодня не репрессирует так жестко, как прежде: мы проводили областные собрания активистов Руха, так вот в старые времена тут же пришла бы милиция и спросила: почему вы здесь сидите? Сегодня режим оттепели.
Среди причин этого потепления политик называет страх Лукашенко перед Россией, потребность во «втором крыле» внешней политики — Европе и проблемы в экономике.
— Я думаю, власть анализирует ситуацию в стране, видит колоссальный раскол общества. А это опасно и для власти. Вот люди не пошли на выборы в больших городах (по данным независимых наблюдателей, явка в областных центрах не дошла до 50%. — TUT.BY). Раскол опасен для сохранения независимости.
— А какую-то эволюцию власти вы видите?
— Там стало больше молодых людей. Да, можно говорить, что они карьеристы и конформисты, но это люди уже с другим мышлением, не советским. Нам не так легко судить, сколько людей во власти пророссийские, пробелорусские или проевропейские.
Оппозиции важно иметь коммуникацию с той частью номенклатуры, которая «за Беларусь», подчеркивает Милинкевич.
— Робкая проба такой коммуникации — это два независимых депутата в парламенте. Я думаю, власть выбрала людей по тем направлениям, где она согласна разговаривать и даже сотрудничать. Это белорусизация и развитие малого и среднего бизнеса, — лидер «За Свободу» намекает на специализацию двух независимых депутаток Елены Анисим и Анны Канопацкой.
Если бы власть хотела заниматься евроинтеграцией, в парламент прошли бы кандидаты и от Руха, считает Милинкевич. Он абсолютно поддерживает решение Анисим и Канопацкой остаться в парламенте.
— То, что власть готова слушать предложения оппозиции по этим вопросам, это уже хорошо. Как себя там вести? Пристойно, говорить правду. Если бы они пришли в парламент и стали бы заявлять, что выборы были безукоризненными и парламент теперь избран, это был бы конец карьеры [в оппозиции]. Вообще не надо требовать от них, чтобы они организовывали митинги на улицах или устраивали обструкцию Лукашенко. Они должны использовать великий шанс, который есть у оппозиции.
На площадке парламента можно учиться законотворчеству, несмотря на то, что сам законодательный орган вновь не будет признан в демократических странах, добавляет политик.
— Когда в Польше могучая «Солидарность» с 10 млн членов приходила к власти, там тоже были договорные парламенты. Хотя «Солидарность» могла взять все это штурмом. Но решили, что не нужно проливать кровь. Это правильно, они быстрее пошли по пути демократического развития. Я очень не люблю, когда оппозиционер говорит о контактах с властью: как только не по-моему — это предательство, это не морально. Такие ярлыки нужно оставить.
Спрашиваем, где моральная грань для оппозиционера в сотрудничестве с властью, занятии постов в системе.
— Правда — неправда. Ну не лги. А по должностям… Когда меня спрашивали, пойду ли я, например, министром в сегодняшнее правительство, то я отвечал, что не пойду, пока в стране не будет настоящий парламент, который назначит министра. И тогда министр имеет самостоятельные полномочия. Но если кто-то хочет попробовать поработать в парламенте — пусть идет, это не предательство. Если мы хотим страну спасать, нужно думать об этом, а не о своей персоне или партии.
Власть должна перестать бояться Запада
Спрашиваем Милинкевича, не разочаровывает ли его, как многих других оппозиционеров, то, что Запад смягчил позицию к белорусским властям.
— Я был за диалог, когда большинство было за санкции, говорили, что так диктатура падет. И сейчас я за диалог. Но диалог должен вестись на четких моральных принципах, он должен быть обусловленным и критическим. Так можно позитивно влиять на ситуацию в Беларуси. Я не считаю предательством отсутствие санкций. Для Запада самое главное — даже не демократия в Беларуси, это всего инструмент, а главное — независимость Беларуси. Раньше они боролись через выборы, думали даже о цветных революциях, мирных, разумеется. Сейчас они боятся, чтобы это не закончилось Украиной — Майдан, ввод войск, Крым, война. Сейчас Запад перестал бороться за демократию методами переворота.
— Вы чувствуете, что говорите так же, как белорусские дипломаты?
— А я этого не боюсь, наши дипломаты очень хорошо работают. Это одно из лучших и успешных министерств. Я не знаю человека на Западе, который верит, что можно перевоспитать Лукашенко. Но они считают, что нужно сотрудничать, чтобы Беларусь сделать суверенной.
Милинкевич не считает, что после сентябрьских выборов белорусский парламент нужно признать легитимным на Западе.
— Можно контактировать с ним, но нельзя признавать его равным демократическим парламентом. Это была бы неправда, система выборов не изменилась. А нам нужны перемены. Нужно вести диалог, чтобы власть не боялась Запада, избавлялась от постсоветских комплексов, но стимулировать изменения, без которых нельзя.
Каким должен быть преемник Милинкевича
В воскресенье в движении «За Свободу» пройдут выборы нового лидера. На его место претендуют оба зама Милинкевича — Юрий Губаревич и Алесь Логвинец. Их разница, в первую очередь, в стиле. У Губаревича — репутация спокойного менеджера, у Логвинца — интеллектуала, но склонного к эмоциональному лидерству.
Милинкевич не говорит публично, кого он поддерживает. Спрашиваем, каким должен быть его преемник.
— Это должен быть человек команды, который ценит ее и будет укреплять. Второе — человек обязательный, человек слова, человек моральный, человек предсказуемый. Я мог бы говорить еще и о ценностях — мы собрание проевропейских людей.
Конкуренцию в Рухе он считает нормальным явлением. «Мы хотели бы, чтобы наши выборы прошли пристойно, — говорит Милинкевич, — чтобы у нас было моральное право упрекать власть в отсутствии демократических процедур».
Как сделать университет для белорусов в Варшаве
— Я не собираюсь на пенсию. У меня жизнь так счастливо сложилась, что я каждые пять-семь лет коренным образом меняю занятие. Сначала тотальное увлечение баскетболом, потом аспирантура, наука, потом университет, автор и ведущий передач по истории на ТВ, работа зампредседателем Гродненского горисполкома, затем в центре поддержки гражданских инициатив «Ратуша», пока ее не закрыли, уход в штаб к Семену Домашу (оппозиционный политик 90-х — начала 2000-х. — TUT.BY), мои выборы 2006 года. А в руководстве Руха я засиделся — уже 10 лет, — смеется Милинкевич.
Полтора года назад политик баллотировался в ректоры ЕГУ. Его не выбрали, ректором стал американец Дэвид Поллик, который продержался в этом кресле около года.
— Во время тех выборов я много читал, общался с людьми, вспомнил свою молодость — а я же университетчик. Когда ЕГУ продолжает дрейфовать не к Беларуси, а от белорусской миссии, у нас родилась идея создать современный Вольный белорусский университет, который готовил бы тысячи специалистов, нужных для трансформации Беларуси. Физика, химия — не надо, программистов у нас сегодня готовят превосходных. Акцент будет сделан на специальностях будущих реформаторов — публичная политика, администрация, менеджмент, местное самоуправление, экономика, финансы.
— Наш проект – абсолютно не “антиЕГУ”. Он отличается от ЕГУ и набором специальностей, и методикой.
Общественными координаторами инициативы выступили известные белорусы — Светлана Алексиевич, Алесь Беляцкий, Станислав Шушкевич и другие.
— Мы целый год обсуждали концепцию белорусского университета. Есть два варианта — делать здесь, когда власть разрешит, а вторая — делать за рубежом. Здесь он тоже нужен, но, скорее, для укрепления белорусской идентичности и языка. А там — для получения европейского образования, потому что у нас его в ближайшее время не будет.
Выдавать дипломы ВБУ не будет, это будут делать «хорошие университеты Европы», например — Варшавский и Ягеллонский, говорит Милинкевич. По его словам, успешные переговоры прошли и с Гарвардским университетом. Образование — как платное, так и со стипендиями за хорошую учебу и малообеспеченным. Курсы — в основном дистанционные, это сегодня мировой тренд.
— Наша организация — это фонд, который будет готовить студентов к обучению, преподавателей к дистанционному образованию, работать с программистами. Фонд будет аккумулировать средства на университет, разрабатывать курсы, платформу для дистанционного образования. Мы будем заключать с известными университетами договоры на подготовку специалистов. Важно договориться и чтобы они брали за обучение национальную стоимость, а не как для иностранцев.
Таким образом, ВБУ, по сути, будет оператором для предоставления высшего образования. По словам Милинкевича, таких структур множество в Европе.
— Это совершенно неклассический университет, а в основном — виртуальный, электронный.
— Гибридный, — подсказывает жена политика Инна Кулей, сидящая неподалеку.
— Но чтобы готовить людей для будущей Беларуси, там будет и большой белорусский блок программ и преподавателей. Чтобы молодой человек почувствовал свою миссию, осознал идентичность, ему нужно глубоко знать нашу историю, культуру, язык. Только так он не уплывет на Запад, получив европейский диплом, а вернется в Беларусь. Мы изучаем опыт Грузии и Украины, которые смогли вернуть в страну много выпускников европейских и американских вузов в момент реформ.
После интервью Александр Владимирович отправился в Брюссель. Там евродепутаты хотели выслушать мнение оппозиции о парламентских выборах. Это последний международный визит Милинкевича в статусе оппозиционного лидера.