Oboz
О бабушке-знахарке Варваре Каспаревич я услышала от одной знакомой. Мол, ездила к друзьям на дачу, и они познакомили с бабкой, о которой далеко за пределами деревни идет молва: и лечит, и будущее может предсказать. К сожалению, приятельница не смогла подсказать номер телефона, чтобы позвонить и записаться на прием к Варваре. Сказала только название деревни.
Поскольку мне давно хотелось пообщаться с какой-нибудь народной целительницей, чтобы поближе присмотреться к этому феномену, я решила съездить и, что называется, взглянуть «на ўласныя вочы».
Лично знаю нескольких минских ясновидящих и гадалок – стопроцентных самозванцев и шарлатанов (с одной из женщин мы когда-то вместе работали в газете), для которых их занятие – просто способ зарабатывания денег. А в деревне человек на виду, там его проще разоблачить, там он больше дорожит своей репутацией. Потому сельские знахарки вызывают у меня гораздо больше доверия – лжелекари там просто не выжили бы.
«Для деревенских знахарок в абсолютном большинстве случаев определяющим является восприятие своих способностей как божьего дара, а себя – как транслятора высшей воли», – объяснила фольклорист, доктор филологических наук Татьяна ВОЛОДИНА, которая годы изучала этот феномен.
Действительно ли это так? Как относятся к этому феномену на селе? Что говорят о таких людях, на чем строится их репутация?
Я на своём посту 30 лет!
Деревня довольно большая, но на улице ни души. Наконец, во дворе одного из домов замечаю женщину. Объясняю, кого ищу. Внимательный, оценивающий взгляд. «Да, ее все знают, только живет она в соседней деревне и сейчас не лечит, сама хворает, – объясняет селянка. – Но раз приехали, подойдите, спросите, может, и примет». Женщина предлагает проводить меня, чтобы показать дорогу. Слово за слово – и выясняется, что Варвара, в прошлом трактористка, живет сейчас с разведенным сыном и что бабушка Каспариха – действительно местная знаменитость, к которой отовсюду, даже из Минска приезжают, а на прием к ней записываются за несколько месяцев.
– Сама я к ней никогда не ходила, ничего сказать не могу. Но отчиму моему Варвара гадала. Что-то сбылось, что-то нет. От кого-то слышишь, что помогает, от кого-то – что нет. Сама я к другой бабушке обращалась – Марии Головачёвой. Моя тетя (она в районном центре живет) болела псориазом, причем ее и в больнице лечили, но безуспешно. А потом сами врачи сказали: «Ищи бабку». Я ходила к бабушке Марии. Она дала воды и объяснила, что надо делать. Несколько недель тетя выполняла все рекомендации – и все прошло.
Вот, наконец, и дом «знаменитости». Дом красивый, крыша покрыта шифером, чистый двор… Во дворе вижу маленькую пожилую женщину: «Вы Варвара Каспаревич?»
«Я – Каспаревич. Только напрасно ты ко мне ехала, я никого не принимаю. Хвораю сейчас. А чего заранее не позвонила?»
Пытаюсь объяснить, кто я, что приехала не лечиться, а поговорить, узнать, с какими бедами к ней обращается народ, как и чем она людям помогает.
– Ничего я тебе рассказывать не буду.
Настроена Варвара решительно, но дверью перед носом не хлопает, разрешает войти в дом.
– Вот поем сейчас и буду пить травы.
– Интересно, что вы лучше всего лечите? – пытаюсь хоть как-то разговорить Варвару Тимофеевну.
– Все лечила. Вот только себе помочь не могу. В больнице лежала, так даже туда люди на машинах приезжали, чтобы ко мне попасть. Смотри, – указывает на гефестовскую плиту, – вот мне какие подарки люди делают. Приезжали недавно ко мне муж с женой, спрашивали, надо ли им делать ЭКО. Ты знаешь, что такое ЭКО? Так вот я им и сказала, что не нужно им это, только деньги впустую отдадут. Но они не послушали. Сделали свое ЭКО, а дитя Бог не дал. Опять приехали, спрашивали, что им делать. Я денег у них не взяла и помогать не стала, раз не слушают. Я не махлярка какая-нибудь, а честный человек. Я на своем посту 30 лет. Меня все тут знают. Слышала, сколько раз я милиции помогала воров находить?! Как только какая кража – так они ко мне: «Помоги, Тимофеевна!» Даже убийство помогла раскрыть! Пришли ко мне милиционеры с просьбой найти пропавшего человека. Я им и говорю: «Его уже нет в живых». И указала, где и в каком доме его тело. Там его и нашли. Злодеи заволокли труп в подвал и цементом закатали».
– Варвара Тимофеевна, а запишете меня к себе на прием? Я к вам приеду, когда выздоровеете, – еще раз пробую взять неприступную Варвару.
– Нет. И не проси. Сказала, больше никого принимать не буду, и точка. Старая уже. Хочешь, сходи к Марии Головачёвой. Она тебя, может, и примет…
На том и расстались. По дороге повстречала пожилую женщину. Разговорилась с ней.
– Хорошая баба Каспариха. А что с вами не захотела говорить – так это потому, что сейчас болеет, слабая совсем. Она многим помогает. Вот и моего внука лечила. Как-то он очень испугался – «сабака знянацку на дзіця бросіўся». Пес покусать не покусал, а испугал. Так «дзіця аж збялела», заикаться начало. Водили к Варваре – и вылечила она его. И зятю моему помогла. Он поставил среди бела дня у конторы служебную машину, а какие-то хулиганы угнали ее. И Варвара рассказала, что искать авто надо в соседней деревне, что стоит машина на видном месте. Там ее и нашли. Магнитолу, правда, украли, а документы не тронули.
Рассказали мне в деревне, что Каспариха «по заказу» у любого мужика «и поднять, и опустить может». Услышала я историю и о том, как к ней из Минска приезжал большой начальник, у которого уже пятая по счету жена, а он все не может угомониться и постоянно «ходит налево». Просил Каспариху остановить его на нынешней супруге, чтобы жить с ней счастливо. И Каспариха помогла. Так он в благодарность заплатил, чтобы ей и крышу шифером накрыли, и забор новый поставили…
Потомственная лекарка
Дом у Марии Головачёвой оказался заметно скоромнее, чем у Варвары Тимофеевны. Дверь мне открыла маленькая, худенькая старушка. Не спросила даже, кто я, пригласила в дом. В комнате скромная обстановка, над столом в углу висит икона.
– Ну рассказывай, что тебя беспокоит.
Оказалось, что, в отличие от Варвары, у Марии более узкая «специализация».
– На голове колтун снимаю – и люди по 100 лет живут. А колтун, чтоб ты знала, бывает разный: природный, пуганый, переживаемый. Лечу рожу, «пужанне» (испуг. – О.П.). Сейчас много нервных, капризных детей стало, что не по ним – сразу в плач, крик. А отчего так бывает? Ходят женщины беременные, испугаются чего-то. На них самих это никак не влияет, а потом отражается на детях, на их поведении, речи, всем здоровье. Ко мне много детей привозят, иногда совсем маленьких. Не я, мой дух помогает. И люди благодарят, говорят: «Что мы будем делать, бабушка, когда вы умрете?»
– А на картах почему не гадаете?
– Не хочу пустого. Что назначено в жизни – не обойдешь, не объедешь. Если назначено судьбой идти за кого-то замуж – не разгонят ни огонь, ни вода.
Оказывается, Мария Ильинична потомственная знахарка – и прадед, и дед, и отец ее лечили людей. В годы советской власти это, конечно, не одобрялось, считалось «забабонамі». Но вместе с тем открытой агрессии знахарство не подвергалось, поскольку эмпирический опыт доказывал: многим людям лекари помогают, избавляют от некоторых хворей иногда лучше, чем доктора. А поскольку в числе «пациентов» всегда находились и всякого рода руководители, представители власти и их близкие, то даже в те времена предпочитали оставить деревенских лекарей в покое и закрыть глаза на их деятельность.
По словам Марии Ильиничны, дочери не очень хотят заимствовать потомственную «науку», хотя на всякий случай она им все свои знания уже передала.
– А почему отказываются?
– Говорят: «Не столько, мама, этих денег, сколько гомонят про тебя».
Уже из Минска я позвонила одной из дочерей Марии Ильиничны и спросила, почему она не стремится стать наследницей «семейного искусства».
– Пока мама жива и еще помогает людям, дети не должны этим заниматься, – ответила дочь Валентина. – К тому же сейчас мне некогда. Поживем – увидим, может, на пенсии и вспомню мамину науку. Мы, дети, не раз маме говорили, чтобы она прекращала людей принимать. Старый человек, живет одна – вы видели, как скромно? А люди сейчас разные, кто-то, должно быть, думает, что она миллионы там у себя прячет. Беспокоимся за нее. Но мама такой человек – не может отказать в помощи, когда ее просят.
Я возвращалась в Минск, будто из совершенно другого, уходящего в прошлое мира. И поймала себя на ощущении, что без таких вот бабушек белорусские деревни потеряют что-то очень колоритное и самобытное.
Ольга ПОКЛОНСКАЯ